Джет из Джетевена - Страница 23

– Сейчас мы все узнаем. Что ты за птица и почему последовал за своим приятелем, и прочее такое. Все узнаем.

Стражник втащил в камеру довольно большой железный ящик с округлой крышкой сверху. В ящике что-то металось и пищало.

– Все узнаем, – с наслаждением повторил тучный. – Раздеть его.

Окончательно Иллари пришел в себя уже в камере, куда его втолкнули с издевательским хохотом, швырнув следом одежду. Несмотря на боль от побоев, Иллари был безмерно счастлив: ничего худшего с ним не произошло.

В другое время он был бы в бешенстве. Его, потомственного аристократа и владетельного сеньора, не драли даже в детстве. Доведись ему в любых других обстоятельствах познакомиться с розгами, и в горле его клокотала бы черная ярость до тех самых пор, пока он не поквитается с обидчиками за пережитый позор. Но теперь рубцы на спине напоминали лишь о том, что самого страшного не случилось.

Какими дураками мы бывали в детстве, думал Иллари, одеваясь. Слушаем баллады о великих героях. Всякий треп сказочный. Как какой-нибудь несусветный богатырь претерпел жуткие мучения и потом, бежав из плена, перекусал всех злодеев голыми руками. На кинжале повесил. И прочее столь же правдоподобное. И нам это, кажется, нравилось. Как же вдохновенно мы слушали, когда в балладе очередной герой смеялся в лицо своим мучителям, покуда они кнутами выдирали из его спины столько мяса, что хватило бы накормить батальон людоедов. И сами пересказывали подобные байки, соответственно преувеличивая. Интересно, почему нам все это так нравилось? Призадуматься – понять можно. Какой мальчишка не мечтает совершить что-нибудь эдакое, из ряда вон выдающееся?

Разумеется, мы представляли себя на месте героя-мученика, и притом с полной верой, что сможем выдержать то же самое. И мысль касается тех же участков тела, что и хлыст, но касается изнутри – мягко, ласково. А представление о собственном героизме приятно возбуждает. Наслушаешься подобных историй, и начинаешь воображать себя невесть кем. И мечтают идиоты оказаться на месте чудо-богатыря, чтобы проявить небывалое мужество и чувство собственного достоинства.

Вот и попробуй сохранить достоинство, когда тебя сажают голой задницей на ящик с крысами, и судьба твоей мужской принадлежности зависит от сущей малости: сыты ли крысы, не устали ли? Захотят ли прыгать?

Иллари безумно повезло. Оголодавшая крыса недавно загрызла и съела своих товарок по заключению. Сытый желудок и утомление после битвы не располагали ее к высоким прыжкам. Она лениво повозилась на дне ящика и улеглась баиньки. Ее даже не волновала любимая пища, соблазнительно висевшая над головой. Разумеется, понятно это стало не сразу, и страху Иллари натерпелся – рассказать невозможно. Будь вместо ящика клетка, и мучители мигом обнаружили бы сытую крысу в городом одиночестве и исправили бы упущение. Вдоволь насладившись созерцанием Иллари, которого трясло от ужаса, тучный господин велел всыпать пленнику горячих и отвести его в камеру. Пока.

Горячих всыпали. Иллари зашипел, когда рубашка прикоснулась к спине. Ладно, все это мелочи. Он бывал ранен, и часто испытывал при этом более сильную боль, и крови терял больше. Не спина должна его сейчас заботить, и не рассуждения об идиотских балладах. Конечно, после счастливого избавления порассуждать на посторонние темы куда как приятно. Но времени на это нет. Вот если спастись удастся, тогда можно и порассуждать. Пока же надо придумать, как выбраться из камеры, и найти джета, спасти его и покинуть с ним крепость. И побыстрее. Пока тучному мерзавцу не пришла в голову фантазия заменить сытую крысу голодным удавчиком. Или еще что-нибудь меланхоличное и прекрасное. И пока с джетом не сделали чего-нибудь непоправимого. Ознакомившись с изощренным воображением своих мучителей, Иллари не сомневался: малейшее промедление обернется для мальчика такими кромешными страданиями, что до конца жизни Иллари не искупит своей невольной вины за промашку.

Причем придумать надо что-то новенькое. Все прежние идеи никуда не годятся. Беспечное высокомерие обитателей колдовского замка внушило Иллари совершенно ложное представление о их способностях. Но уже в допросной он понял свою ошибку. Это наемники-профессионалы, которым нет нужды красться за ним по пятам, чтобы схватить, когда потребуется. Профессионалы. И ни одного охранника никаким воображаемым поносом или демонстрацией мнимой смерти в камеру не заманишь. Ни-ни. А уж если охранник и войдет, то не раньше, чем поставит у дверей двух-трех вооруженных обломов, уже будьте покойны. И все же выбраться отсюда как-то надо.

И тут Иллари напрягся. До его слуха донесся дикий нечеловеческий крик. В этом вопле не было ничего даже отдаленно напоминающего голос юноши, но Иллари его узнал. Кричал джет. И по безграничной муке, исторгшей этот крик, Иллари понял: джета пытают не просто обычные мерзавцы с извращенным воображением, вроде тех подонков, что издевались над ним самим. Нет, джета допрашивал Мастер. Палач-маг.

Жуткий вопль поразил сознание Иллари и распахнул его. И снова, как когда-то у болота, Иллари видел не глазами и слышал не ушами. Только на сей раз в представшей его мысленному взору картинке не было ничего неясного, расплывчатого. Ведь то были уже не воспоминания, а сама действительность.

Судя по тому, что большую часть поля зрения занимал свободный каменный потолок, джет лежал на спине. Его мучитель нависал над ним. У него ничего не было в руках, но он говорил. Все время говорил, и от черной магии его речи джет извивался от боли. С шеи палача-мага свисала серебряная цепь и покачивалась мерно над самым лицом джета, то исчезая, то снова появляясь.