Иллари спрыгнул со стены в мягкий мох, даже не ушибившись. Стена была высокой, но в таком возбуждении он, пожалуй, и с крыши императорского дворца спрыгнул бы без вреда для себя. Он с сожалением посмотрел на оставленный им город. Вот же незадача: все было необыкновенно хорошо, и приходится так быстро удирать, оставляя столько неиспробованных удовольствий. Что ж, по крайней мере напоследок он неплохо развлекся.
Приятное возбуждение не покидало его несколько ближайших суток. В городе оно выручило его, но в пути сыграло с Иллари очень дурную шутку. Он уже привык было к тому, что ничего не понимает и не умеет, и продвигался со смиренной осторожностью, помогающей ему сохранить свою жизнь в целости. Теперь же, удачно поводив за нос погоню, Иллари воспрял духом. Всю его осторожность словно смыло волной самонадеянности. Окрыленный успехом Иллари вновь решил сменить тактику и вернуться в лес. Конечно, идти дорогой быстрее и легче, но гвардейцы в конце концов выберутся из города. Зная, что он ловок и увертлив не в лесу, а среди людей, вряд ли они заподозрят его в намерении вернуться туда, где он чувствует себя неуверенно. И Иллари с отвагой мертвецки пьяного углубился в лес, посмеиваясь при воспоминании о грохочущих под ногами крышах. Он не замечал, что деревья растут все реже, и стволы их причудливо искривляются, что травы и кустарники мало – помалу уступают место вереску и мху. А даже если бы и заметил – значение этих примет не было ему известно. Лишь когда почва под ногами начала чавкать все сильнее, Иллари понял, что угодил в болото.
Тут бы ему и вернуться. Но болото вовсе не выглядело опасным. Приветливые кочки и ягоды, усыпавшие его поверхность, вселяли уверенность, что пробраться через болото не так уж трудно. К тому же Иллари слишком хорошо помнил карту: путь через болото на два дня короче, чем в обход. Иллари нашел себе подходящую палку для ощупывания дороги и, небрежно помахивая походной сумкой двинулся через болото.
К несчастью, Иллари не знал, как именно следует проверять дорогу, и какую палку надо для этого выбирать. Палка была слишком короткой, и налегал на нее Иллари слишком сильно. Вскоре он поскользнулся, потерял равновесие, взмахнул левой рукой, держащей сумку, а правой оперся о палку. Сумка, вертясь и кувыркаясь, взлетела в воздух, описала дугу и приземлилась на кочку, а Иллари всей тяжестью своего тела ухнул в трясину. Он инстинктивно попытался сделать хоть что-нибудь – и незамедлительно оказался по пояс в болоте.
Зеленовато-коричневая жижа призывно воняла. Иллари погружался все глубже и глубже. До ближайшей кочки достаточно далеко, чтобы сделать бессмысленной любую борьбу за жизнь. Если это вообще кочка, на которую можно выползти, а не островок плавучей травы среди всесветной хляби. Иллари все же еще раз попытался как-то выбраться – и зря. Засосало глубже и быстрее. Болотная мерзость живо добралась до плеч. Когда мокрый липкий холод противно коснулся подбородка, Иллари закричал. До сих пор он не издал ни звука: бессмысленно звать на помощь, если никого. На десять-пятнадцать лиг вокруг ни одной живой души. Вот разве чудо какое могло привести сюда императорскую погоню… но эти скорее утопят окончательно, чем вытащат. Звать на помощь некого. Иллари никого и не звал. Кричал он не для того, чтоб его услышали, и не от страха: он был слишком потрясен непоправимостью случившегося и неотвратимостью смерти, чтобы толково испугаться. Он сам не мог бы объяснить, зачем он заорал. Просто… так принято, вот и все. Умереть мучительно бессмысленной смертью, не исполнив своего долга, и даже не издать при этом предсмертного вопля, показалось Иллари неприличным. Орать надо. И надо сейчас, пока еще можно раскрыть рот, пока его не забило тухлой дрянью. Иллари раскрыл рот и весьма неуверенно заорал. Прозвучало на редкость глупо. Иллари вздохнул и закрыл глаза. Через несколько минут, когда жижа уже почти касалась губ, его что-то стукнуло по носу. Иллари вновь вздохнул и открыл глаза.
Чувствительный удар по носу ему нанесла веревка. За другой конец веревки держался джет. Глаза Иллари полезли из орбит куда быстрее, чем сам он – из болота. Вытянуть его наружу джет, ясное дело, не мог, но зато стоял, как вкопанный, покуда Иллари натужно лез из болота. В конце концов жижа отпустила его, сладострастно всхлюпнув напоследок. Иллари незамедлительно схватил джета за ухо.
– Ну, теперь, паршивец, мы точно поговорим! – живо сообщил он, пуская зеленые пузыри.
– Поговорим, – спокойно согласился джет. – Как только на твердую землю выберемся, так и поговорим. Теперь можно.
Он небрежно дернул головой, и Иллари чуть не упал: его мокрые перемазанные пальцы не удержали джетово ухо.
– Ты лучше за веревку держись, господин, – посоветовал джет.
Иллари послушно взялся за веревку.
– За мной, – скомандовал джет, поворачиваясь спиной к Иллари, – след в след.
Иллари послушно плелся за джетом, как песик на веревочке. Джет то и дело откидывал длинные волосы, и взору Иллари представало ухо. Ухо было розовенькое и чистенькое, с зеленовато-бурым пятном от болотной жижи там, где его схватил Иллари.
Выбравшись на твердую землю, джет разыскал ручеек. Иллари стыдливо опустил глаза: ручеек был тот самый, возле которого Иллари давеча ошибся дорогой и полез в болото. Сырой хворост, собранный Иллари, но так и не разожженный, громоздился по-прежнему, напоминая Иллари о позорной неудаче с костром. Иллари поморщился: за это время хворост отсырел еще сильнее. А больше всего на свете Иллари сейчас хотелось быть сухим и чистым. Даже больше, чем есть: желудок может и подождать, пока в нем переварится болотная гнусь. Даже, пожалуй, больше, чем добраться до Вейдо: мысль о необходимости дойти туда была слишком привычной. Даже больше, чем допросить, наконец, паршивца джета.